googlee76da6385aa73571.html Беларусь в стихах . Полесье - край родной .: ТРАГЕДИЯ НА ПЛИССКОМ ПОВОРОТЕ

Поиск по этому блогу

среда, 27 апреля 2016 г.

ТРАГЕДИЯ НА ПЛИССКОМ ПОВОРОТЕ



Из воспоминаний начальника
Особого отдела КГБ

Вспомним: 4 октября 1980 года на Плисском повороте (неподалеку от птицефабрики города Смолевичи) произошла авария, в которой погиб Петр Машеров. Нелепая роковая случайность, которую заранее трудно предусмотреть? Трудно, согласен! Но всё же можно. Если бы все участники дорожного движения, в том числе и водитель машины белорусского лидера, соблюдали правила дорожного движения.



Петр Миронович МАШЕРОВ -
первый секретарь Брестского
обкома партии (1955-1959)

Свидетельство
непосредственного виновника

В 1992 году (через 12 лет после трагедии!) в Верховный Совет СССР поступило письмо от некоего Хромова, назвавшегося косвенным свидетелем аварии, в которой погиб Пётр Миронович. Он утверждал, что в то время, когда произошла трагедия, он проезжал по тому же участку дороги, и якобы авария была “не случайной”. Правда, мне никаких доказательств он не привёл, но высказал своё “твёрдое” убеждение в том, что на таком ровном участке дороги совершить аварию просто невозможно. А значит, её кто-то специально подстроил.                
С такими людьми, не верящими в случай аварии, встречаюсь часто. Даже мой близкий друг, бывший руководитель подразделения УКГБ по Брестской области, эмоционально и, правда, бездоказательно обвинял спецслужбы Москвы в предумышленном убийстве Машерова. Якобы опасались, что Пётр Миронович может стать преемником Леонида Ильича Брежнева.                        
В “доказательство” своей версии офицер белорусского КГБ приводил факт физического устранения Троцкого в далёкой Москве.     
- Убили же, кого хотели, - говорил мой коллега, - а значит, могли устранить и Машерова.                                          
“Убедительное” доказательство, ничего не скажешь...      
В череде муссируемых в Беларуси вымыслов и домыслов об обстоятельствах гибели Машерова жирную точку, на мой взгляд, поставил непосредственный участник той трагедии - Николай Митрофанович Пустовит, колхозный водитель грузовика из деревни Яровка.                                               
Вот что он лично рассказал одному из журналистов белорусской газеты:
− Анализируя произошедшее, понимаю, что в тот день, говоря по-шоферски, я “словил ворону”. Впереди, передо мной, неаккуратно шёл МАЗ. Он, то подпускал меня, то вперёд уходил - словом, “маячил”. На перекрёстке я на секунду отвлёкся на приборы, а МАЗ в это время неожиданно затормозил. Чтобы избежать столкновения, я тоже притормозил и выехал чуть-чуть на встречную полосу. А тут, вижу, навстречу мчится кортеж... Машины шли ближе к осевой линии и с большой скоростью. В этой ситуации избежать столкновения было невозможно. И вот результат... Ужасно, что погиб Пётр Миронович Машеров...
Прозвучали два вопроса: “Как вы думаете, был бы в машине обычный гражданин, а не Машеров, следствие велось бы так же?” И второй: «Не пытались ли состряпать политическое дело, сделать колхозного шофера киллером?»
- Нет, нет! - ответил Николай Пустовит, - в глаза, по крайней мере, об этом никто не спрашивал. Даже не намекали. Хотя в ходе следствия у меня возникло немало вопросов. Например, почему за рулём машеровской машины сидел водитель пенсионного возраста, с соответствующей реакцией? К тому же, страдавший радикулитом, и он вроде бы уже не работал... Почему никто не знал, куда и зачем поехал Машеров? Почему сразу за Уручьем связь с машеровской машиной прервалась? Вопросов много. В ходе следствия и на судебных заседаниях ответов я не получил. Следователь по особо важным делам намекал мне на кое-что и в то же время внушал мысль, что всё равно мне ничто не поможет.
Спросите у любого юриста, и он вам скажет, что “аварийные” дела самые спорные. Здесь всё на грани. С одной стороны, водитель должен предусмотреть всё: скорость движения, и даже попавший под колесо камешек. Неровности на дороге тоже могут послужить причиной аварии.
Пустовит о следствии:
− У меня сложилось мнение, что следователь был человеком честным и в силу своих возможностей искренним. Тогда я наивно верил в справедливость правосудия и считал, что “тень” Машерова не будет довлеть над следствием и судом. Но следователь рассеял мои иллюзии. Он откровенно и прямо сказал: “Николай, не забывай, кого ты сбил. Как бы ни старались, и ты, и я никому ничего не докажем. Никакие смягчающие обстоятельства, никакие попытки опровергнуть заключение экспертов о скорости движения твоей машины и машины Машерова во внимание браться не будут”.
− Нашли каких-то двух жодинских свидете­лей, которые якобы видели, как я “гнал” машину, будто бы смерть искал, - продолжал свой рассказ Пустовит. - Они и на суде выступили в качестве свидетелей. Я доказывал, высчитывал на листе бумаги соотношение скоростей. Получалось, что я далеко от “гнал”.
Эксперты же в своём заключении скорость движения моей машины завысили, а машеровской − занизили. Они не приняли во внимание и того, что я ехал не на легковой машине, а на гружёном колхозном “газоне”, масса которого составляла семь тонн четыреста килограммов, а машеровская “Волга” - три тонны девятьсот килограммов. В этом случае более легкую машину отбросило бы, но “Волга” буквально «вошла» в мою тяжёлую машину, да так, что мотор ушёл в кабину, а руль ударил мне в ребро, выбило зубы, машина загорелась. Что было дальше - не помню. В себя пришёл уже заключенным под стражу. Я никогда не ожидал такого поворота в жизни.
Автор этих строк полностью согласен с показаниями Николая Пустовита. Целиком загруженный, да еще следовавший за «маячившей» машиной ГАЗ вряд ли мог превысить разрешенную скорость в 60 километров в час. Попросту мощности двигателя не хватило бы. А вот что касается того, с какой скоростью двигаются правительственные кортежи, − это сам видел, и не однажды.
В декабре 1976 года, когда мы проводили Рауля Кастро с аэродрома в Засимовичах и вместе с генералом Гостевским поехали по продуваемой ветром, обледеневшей и полузанесенной трассе, −  в тот день наша “Волга” двигалась со скоростью не более 45-ти километров в час. А вот правительственный кортеж с Машеровым, Сургановым и Бедой сразу за аэродромом, как только мощные авто выскочили на трассу, набрал скорость за сотню. В свете этой разницы я по праву лица, отвечавшего за безопасность VIP-особ в силу профессиональных обязанностей, утверждаю: трагическая гибель в автокатастрофе Сурганова с генералом Бедой, а позже и Машерова - это в первую очередь следствие пренебрежения неблагоприятными погодными условиями.
Но вернемся к показаниям водителя Пустовита. С его слов, в ходе следствия он опасался «дутой» экспертизы на алкоголь: «Следователь опрашивал многих моих коллег, соседей, знакомых, и все они отвечали, что я человек не  пьющий. Логично, что алкоголя в моём организме не обнаружили».
Скрупулёзно проверяли и техническое состояние машины, говорил шофёр, но никаких неисправностей тоже не нашли. Техническим экспертам не за что было зацепиться.
Николай Пустовит вспоминает также советы следователя: “Пусть твоя жена не ищет сильного адвоката, зря не тратит деньги. Он всё равно ничем тебе не поможет. Исход дела уже решён, и не в твою пользу. Получишь ты на всю катушку, но отсидишь года три”.
- К моему большому сожалению, он оказался прав, - подытоживает невезучий шофёр. - Действительно, суд дал мне по максимуму - 15 лет лишения свободы. Но на зоне, как и говорил следователь, я отсидел три года. Затем последовала амнистия, и меня отправили на поселение.


О жизни в зоне

− Я не уголовник, − рассказывал осужденный водитель «газона» журналисту в 1995 году. - И в страшном сне я не видел, не предполагал, что в мои тридцать три года так повернётся моя судьба. Всегда ходил в передовиках, даже избирался депутатом райсовета. И вот стал зэком. В заключении сначала всё было дико. Особенно коробил уголовный жаргон и нравы зоны. Со временем не только привык, но и сам стал жить, как и все.
Оказывается, и на зоне жить можно...
Самым страшным наказанием было нахождение в Следственном изоляторе (СИЗО). Два долгих месяца ожиданий и неизвестности. В СИЗО человек брошен на самовыживание. Ты никому не нужен, не получаешь даже самую необходимую медицинскую помощь. Мою обожжённую и изуродованную руку неделями могли не перевязывать. Тем не менее, я благодарен врачу, спасшему мою руку, а мог и ампутировать ее.
Далее шофёр-сиделец высказывает мысль, что заключённые − «аварийщики» не должны отбывать наказание вместе с уголовниками. Причина − слишком суровые законы и порядки. Его опыт показал: на зоне человеку не дают быть человеком. Унижают все − надзиратели, охранники и даже сами зэки. В лагере ему довелось видеть, как физически крепкие мужики, которые могли бы постоять за себя, не выдерживали испытания.
Новичка уголовники не сразу оставили в покое, хоть громкое дело позволяло соблюдать дистанцию. Его долго “щупали”. Всеми фибрами своей души он чувствовал, как страшно ошибиться, не сориентироваться в ситуации. Когда же его приблизили к администрации, уголовники стали “щупать” с другой стороны - не “стучит" ли он на них...
На зоне он был старшим бригадиром отряда. Когда объявили об амнистии, стал считать дни, часы. Но администрация освобождать его не торопилась. Не раз обращался к “гражданину начальнику”, а тот лишь отмахивался, говорил, мол, куда торопишься, всё равно сюда же попадёшь. ..
Заключенный Пустовит ещё не знал, как сложится его судьба после освобождения, но то, что на зону больше не попадёт, − в этом был убеждён.
«Та авария, конечно же, поломала мою жизнь, − подводил итог Николай Митрофанович в интервью. - Разделила на два периода − до аварии и после. Но у меня есть семья − жена, дети, внуки. Надо жить хотя бы ради них. Мне вернули право вождения. Работаю “дальнобойщиком”, даже езжу за границу».




Казалось бы, по этому делу всё сказано, поставлена последняя точка. Однако слухи и вымыслы всё ещё гуляют по белорусской земле. В основном, муссируются две версии гибели Машерова. Обе связывают со “зловещей” рукой Москвы.
Первая версия. Автомобильная катастрофа спланирована и осуществлена министром внутренних дел Щёлоковым и его заместителем, зятем Леонида Ильича − Чурбановым, по заказу самого Брежнева, чтобы воспрепятствовать Машерову занять пост Генерального секретаря ЦК КПСС.
Вторая версия. Автомобильная катастрофа устроена спецслужбами по заказу председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова, якобы таким способом устранившего своего конкурента на пост Генсека.
Рассмотрим эти версии.
Предположим, что Брежнев не хотел терять власть и опасался Машерова, который якобы метил на его место.
Да, Леониду Ильичу, серьёзно больному человеку, было трудно управлять такой большой и сложной страной, как Советский Союз. Он хорошо осознавал, что был уже нетрудоспособен, поэтому обращался (и не один раз) к членам Политбюро с предложением о своей отставке. Но стареющие вожди боялись перемен, их устраивал немощный руководитель, уже сложившийся стиль и ритм партийной жизни. Именно по этой причине просьба Брежнева оставалась без удовлетворения.
Не выдерживает критики версия о том, что автомобильная катастрофа - дело рук спецслужб. Если бы заказ исходил от Андропова, то такая мощная и опытная структура, как КГБ СССР, провела бы операцию по устранению Машерова так, что и комар носа не подточил бы. И не обязательно подставлять какого-то деревенского шофёра. Достаточно было что-то сделать с машиной Машерова - с тормозной системой, рулевым управлением. Или подложить мину. И ещё одно. После выполнения задания киллера непременно надо было ликвидировать. Не оставлять же в живых участника преступления, знающего своего заказчика.
Ликвидировать Машерова можно было и руками медиков, в том числе во время нахождения белорусского лидера на лечении в Кремлёвской больнице.
Замечу странное обстоятельство: слухи о том, что Машерова могли убрать его же сподвижники по ЦК Компартии Белоруссии, чтобы занять пост Первого секретаря ЦК КПБ, по стране не распространяются. А желающие возглавить Белоруссию наверняка уже были.
Зададимся и таким вопросом. Мог ли Машеров, если даже и желал бы этого, претендовать на пост Генерального секретаря ЦК КПСС?
Ответ: скорее - нет, чем - да. Подробнее об этом несколько позже. Сначала несколько ле­жащих на поверхности более очевидных аргументов.
Во-первых, Пётр Миронович был не амбициозным человеком. Он и без того пользовался уважением не только в Белоруссии, но и в Москве. Пост, который он занимал, вполне устраивал его. Власти ему хватало. К тому же он быт кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС, членом Президиума Верховного Совета СССР.
Во-вторых, если даже и допустить какие-то амбиции, то, чтобы занять пост Генерального секретаря ЦК КПСС, Машерову, как минимум, нужно было вначале стать членом Политбюро. Кроме того, − перебраться в Москву и добиться избрания секретарём ЦК КПСС. Таков был порядок в высшем партийном органе государства. Этот путь прошли все Генсеки последних лет – Андропов, Черненко и Горбачёв.
Вернемся теперь к вопросу состояния его здоровья. Тут важно знать, какую жизнь Петр Миронович прожил до 1980 года.
Машеров родился в 1918 году. Окончил Витебский педагогический институт. С 1942 года участвует в партизанском движении – командует партизанским отрядом, бригадой, одновременно исполняет обязанности 1-го секретаря подпольного обкома комсомола. В 1943 году вступил в партию. С 1946 по 1954 годы работал секретарем, 1-м секретарем ЦК ЛКСМ Белоруссии. С 1954 года − на руководящих должностях в КПБ, последние 15 лет − бессменный Первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии.
Так позволяло ли здоровье обладателю такой биографии строить «нагрузочные» планы?
Из открытых сегодня источников известно: за три года до смертельной автокатастрофы, в 1977 году, в Республиканской больнице 4-го Главного управления Министерства здравоохранения БССР уже обсуждался вопрос: если Машеров заболеет и потребуется его госпитализация, тогда кто станет его лечащим врачом? Подобные вопросы, сами понимаете, не возникают вдруг, «на ровном месте».
Кто-то внёс предложение - пригласить Евгения Чазова, возглавлявшего в то время 4-е Главное управление Министерства здравоохранения СССР. Другие говорили, что лечение Машерова следует поручить профессору Георгию Сидоренко, который руководил открывшимся БелНИИ кардиологии и был ведущим кардиологом республики.
Словно по иронии судьбы, через месяц у Петра Мироновича проявилось внезапное головокружение с потерей ориентации - так называемое синкопальное состояние.
Заведующая поликлиникой и лечащий врач Машерова Александра Тюленева настояла на стационарном обследовании и лечении высокопоставленного пациента.
Несмотря на большую занятость по работе и нелюбовь к лечению, Машеров всё же согласился лечь в больницу, но при одном условии: если к нему прикрепят молодого грамотного врача.
Выбор пал на Николая Манака, который после учёбы в клинической ординатуре три года отработал практикующим врачом-кардиологом и параллельно защитил кандидатскую диссертацию.
После обстоятельного инструктажа об особенностях работы с VIP-пациентами Николай Манак приступил к обследованию и лечению Петра Мироновича. Этот лечащий врач в последующем стал доктором медицинских наук, профессором, Заслуженным деятелем науки Республики Беларусь.
В интервью с Николаем Манаком одной из республиканских газет приводится свидетельство врача о том, что синкопальное состояние у Машерова было проявлением гипертонического криза. Артериальное давление на протяжении ряда лет было нестабильным, повышенным. Состояние с большой долей вероятности диагностировалось как первичная артериальная гипертензия, связанная с длительной, полной стрессовых ситуаций работой пациента.
Замечу, что позже у Машерова и вовсе были диагностированы ишемическая болезнь сердца (ИБС), стенокардия и кардиосклероз с редкой экстрасистолией.
Анамнез осложнялся тем, что белорусский руководитель еще до        того, как наступили проблемы с сердцем, перенёс воспаление почек - пиелонефрит. К нему привели партизанская жизнь в годы войны, землянки, длительные засады в мороз и дождь, частые переохлаждения, простуды. Адекватного лечения в тех партизанских условиях, конечно же, не было, и заболевание стало хроническим, с периодическими осложнениями. В таких случаях часть рабочей почечной ткани замещается соединительной, почка уменьшается в размерах, сморщивается. Это тоже приводит к повышению артериального давления, свидетельствовал лечащий врач.   
Более того, в ходе детальных обследований выявилось, что левая почка у Машерова вообще не работала. В таком случае основной путь лечения - хирургическое вмешательство. Проще, сказать, удаление больной почки.
Перед тем, как прооперировать Машерова, провели углубленное обследование пациента в нефрологическом отделении 4-й минской клинической больницы, в которой находилась кафедра урологии МГМИ. Определили день и время перевода больного в 4-ю клинику. Однако, в это дело вмешалась жена Машерова Полина Андреевна. Она, видимо, не доверяла местным медикам и добилась направления мужа в Москву, в Кремлёвскую больницу, под патронаж Евгения Чазова. В последующем любое решение по тактике обследования и лечения Машерова принималось с его личным участием.
Тем не менее, вскоре консилиум всех медицинских светил, работающих в этом направлении, с участием белорусского академика Н.Савченко, подтвердил решение минских медиков - необходимо удалить у Машерова левую почку, так как она совсем не функционировала. Оперировал Петра Мироновича профессор Н. Лопаткин.
Послеоперационный период у него прошёл без осложнений, беспокоила лишь боль в ране.
Кроме давления и почек, Пётр Миронович страдал ещё от хронического тонзиллита и ангины. У него в горле периодически образовывались нарывы, держалась высокая температура. При обострениях Петр Миронович жаловался на головную боль, вялость и пониженную работоспособность. Любое обострение перечисленных простудных заболеваний создавало угрозу единственной оставшейся почке.
Применявшиеся методы консервативного лечения положительного эффекта не давали, поэтому пришлось прибегнуть к оперативному вмешательству - полному удалению миндалин.
Ближе к 60-ти годам Пётр Миронович начал жаловаться на неприятные ощущения в области сердца, тяжесть в затылке. С тех пор во всех поездках его стал сопровождать лечащий врач Николай Манак - непременно с кейсом, набитым необходимыми лекарствами.
Несмотря на то, что Машеров, в общем-то, вёл здоровый образ жизни, было и одно “но”. С военной, партизанской поры он слишком много курил. Лечащий врач не раз говорил Машерову, что не нужно делать этого. Отказаться от вредной привычки не так-то легко. Но Пётр Миронович все же смог расстаться с сигаретами.

Машеров в Беловежской пуще

Первый секретарь ЦК КПБ
Петр Миронович МАШЕРОВ
с белорусскими ветеранами войны и труда

После операций и реабилитации Машеров много времени стал проводить на даче, на природе. Один из уголков белорусской земли он любил особенно - Беловежскую пущу. Здесь бывал часто и обязательно проводил часть своего отпуска. Нередко, “уединившись” в пуще, готовился к республиканским совещаниям, заседаниям Политбюро ЦК КПСС, писал доклады и готовил речи. В таких случаях в команду включались его помощники.
В пуще Машеров как бы оживал, расправлял плечи, легче дышал. В отличие от многих VIP-персон, Пётр Миронович не любил ни охоту, ни рыбалку. Не увлекался, в отличие от своей жены, и сбором грибов.
В Беловежскую пущу часто приезжали высокие гости из Москвы. Бывали здесь и руководители стран социалистического содружества. Долг гостеприимного хозяина не позволял ему уклоняться от забав приезжих вельмож. Естественно, не обходилось без бань и банкетов. Всё это не шло на пользу больному Машерову, но...




На охоте в Беловежской пуще
с Леонидом Ильичем Брежневым…

В субботу, 4 октября 1980 года, Пётр Миронович находился на даче в Дроздах. Утром к нему, как обычно, приехал лечащий врач Николай Манак, чтобы проконтролировать состояние здоровья. Машеров сказал, что в выходной день надо отдыхать, и отправил его домой. Почему руководитель республики на этот раз не взял врача в поездку, остаётся загадкой. И, возможно, навсегда.
Погода стояла холодная, ветреная. Шёл дождь. Из Дроздов Машеров заехал в ЦК, а потом отправился якобы в какой-то колхоз, чтобы проконтролировать ход уборки картофеля. Но зачем ехать в поле в дождливый день? Разве в непогоду картофель убирают? И в какой колхоз он направился? – этого не знал никто.
Врач Николай Манак уехал из резиденции в правительственный гараж. Часа через два туда к нему на такси приехала его жена, которая сказала, что ей позвонили из ЦК и сообщили о гибели Машерова.



 

Манак тут же выехал в ЦК, где подтвердили факт трагической гибели Петра Мироновича. Необходимо  было оповестить о происшедшем жену погибшего супруга. Полина Андреевна Машерова три дня назад уехала на отдых в Чехословакию, в Карловы Вары. Слетать в Чехословакию поручили врачу Манаку, охраннику Машерова Цеслёнку и медсестре.
Визы на полёт в Чехословакию оформили в срочном порядке. Через несколько часов охранник и медсестра были уже в Карловых Варах.
Полина Андреевна, узнав о гибели мужа, горько заплакала. Ей стало очень плохо. Пришлось оказать экстренную помощь. Похороны Петра Мироновича Машерова вылились в проявление всенародной боли и скорби. В день похорон, как и в день его гибели, шёл дождь. Оплакивала его и Беловежская пуща!..

Алексей КРИВОШЕИН,
полковник КГБ в отставке


КРИВОШЕИН Алексей Захарович родился в селе Муратово Шиловского района Рязанской области 30 мая 1937 года. Окончил Ленинградское высшее дважды Краснознаменное общевойсковое командное училище имени С.М.Кирова, а также 311-ю школу КГБ СССР. Проходил службу в Заполярье, Забайкалье, Белоруссии и многих других регионах бывшего Советского Союза, за границей. В период ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской  АЭС возглавлял особые отделы КГБ. В настоящее время живет в г. Бресте.
Автор книг «Сразу после Чернобыля», «Контрразведчики: Судьбы в пламени войны», «Последнее интервью с героем», «Не остановишь, не вернешь».