Утром отец сказал, что ему поручено эвакуировать на
Восток лесопильный завод, как выразился он, разобрать его «по винтикам» и
погрузить на товарный поезд. Такого поворота событий я, как, наверно, и моя мама, не ожидала.
− А что же будет с нами? – спросила она у отца.
В ожидании ответа у меня сильнее затрепетало сердце,
как и тогда, когда где-то на окраине города прогремел первый взрыв, и я своими
глазами увидела первые деревянные дома, объятые пламенем, едким дымом.
− Уже – сегодня, завтра начнется эвакуация населения
на Восток, - продолжил отец, попросил: - Будьте ко всему готовы. Никто не
знает, когда закончится война, сколько горя она нам принесет…
Он крепко обнял, расцеловав нас, а уже вскоре оказался
на улице.
Однако во время бомбежки города с воздуха завода не
стало. Фашистская бомба попала прямо в его цех, и рабочие, готовившие
предприятие к эвакуации, погибли или же получили тяжелые ранения. В их числе
был и мой отец. Но об этом мы сначала ничего не знали. Зато видели тот кошмар,
который творился в Сортавале. А это промышленные предприятия и жилые дома, глыбы
разрушенных стен, глубокие воронки.
Ранее незнакомое для меня слово «эвакуация», как и
взрывы бомб, слышались со всех сторон – из соседних домов, на улицах города.
Очень важно было успеть собраться в дорогу, вовремя оставить опасную черту
этого небольшого, но уже полуразрушенного города.
Вскоре четыре городские семьи, в том числе и наша,
оказались в эвакуации – на дороге в Выборг. Две старенькие изможденные женщины
да малые дети с большим трудом поместились в повозке-двухколке, а те, что покрепче
здоровьем, шли за повозкой. Однако наш путь вскоре преградили фашистские
мотоциклисты. Нам приказали возвращаться обратно, и наш небольшой обоз повернул
в сторону города Ляскеля. Подъехав к нему поближе, я увидела, что город с двух
сторон объят пламенем. С этого момента начались наши дорожные муки…
Кое-как по проселочной дороге мы въехали в горевший
город и, прячась от едкого дыма, закутались в одеяла. Но вдруг что-то рядом
грохнуло, наши кони стали на дыбы, вырвались из оглобель и ускакали в
неизвестном направлении. Оставив вещи в повозке, наша группа прошла объятый
пламенем город и оказалась на его окраине. Нам посоветовали двигаться в сторону
Ладожского озера.
− Там сядете на баржи. И вы будете в безопасности, –
посоветовал нам кто-то из военных.
Вскоре мы с большим трудом добрели до пристани
огромного озера. Уже наши солдаты разместили нас на борту одной из барж. Людей собралось
так много, что негде было даже присесть. Всем хотелось как можно скорее
выбраться из огненного ада, подышать свежим воздухом. Но не всем хватало сил,
выдержки и терпения. На моих глазах несколько человек тут же скончались от полученных
ранее осколочных ранений, а возможно и от душевных потрясений, особенно в
районе города Ляскеля, с первых дней испытавшего все ужасы военного лихолетья.
− Что же будет с нами, что же будет? – тяжело вздыхала
старушка, оказавшаяся на борту баржи вместе с нами.
Она с ужасом смотрела на погибших: их с каждым часом
становилось все больше и больше. Некоторые из тех, кто оказался в эвакуации,
умирали от голода, а также истощения, другие − от чрезмерных стрессов,
поскольку уже даже при виде вражеских самолетов по телу пробегала дрожь, до
боли сжималось сердце.
Старшина роты воинской части, которой было поручено
нас сопровождать, приказал своим подчиненным выбрасывать трупы за борт нашей медленно
проплывавшей по озеру баржи. Мне стало страшно, даже не знала, о чем говорить с
матерью, опечаленной старушкой, сидевшей рядом. Впервые мелькнула мысль: «Вот
какая она, эта проклятая война».
Не давали покоя и вражеские бомбардировщики. С
небольшой высоты они бросали бомбы на отплывающие от берега баржи и катера.
Откуда-то появились наши самолеты с красными звездами. В воздухе началась
стрельба…
Вокруг нашей баржи по-прежнему рвались тяжелые бомбы.
Одна из них упала совсем рядом, взметнув в воздух высокий водяной столб. Ее
борт начало заливать водой. Со всех сторон раздались крики людей:
− Ищите ведра. Выливайте воду за борт…
− Скорее!.. Скорее!..
Какая-то женщина начала причитать, просить Бога, чтобы
мы победили в борьбе с лютым зверем – Адольфом Гитлером. И чтобы в нашу баржу
не попала бомба. Это, оказывается, была карельская сказительница Анисья
Ватчиева…
Выливали воду за борт не только ведрами, но и чем
только могли – даже шапками, котелками.
Анисья, громко причитавшая на барже, вскоре
успокоилась. Но вражеские самолеты по-прежнему с оглушительным ревом
проносились над озером, сбрасывали с воздуха бомбы.
От страха я, казалось, сначала онемела, потом
почувствовала себя беспомощной песчинкой, которую в любой момент могла смыть
догонявшая баржу волна.
Никто не знал, куда мы плывем, и когда отстанут от нас
вражеские самолеты. И только после того, когда было затоплено несколько барж, в
небе над Ладожским озером вокруг неожиданно наступила тишина.
В какое-то мгновение, когда рев самолетов стал
постепенно замолкать, я незаметно призакрыла глаза, а потом уже увидела
совершенно спокойное озеро с зелеными берегами, соснами и березовыми
перелесками.
Ладожское
озеро в наши дни
И только в это долгожданное мгновение я вспомнила о
родной деревне, о том, что такая есть на белом свете, о родительском доме,
первом уроке в начальной школе. Тогда я даже не могла подумать, что выеду со
своей семьей в Карелию, буду жить в Сортавале, а в первые дни военного
лихолетья попаду под вражеские бомбы…
В каком-то городке нас высадили с баржи на многолюдный
берег. На каждую семью нам выдали по банке мясных консервов и буханке хлеба. Жизненных
сил немного прибавилось, но уже потом три дня, находясь на воде под постоянным
страхом за свою жизнь, измученные под постоянными бомбежками люди ничего не
ели. А когда узнали, что они находятся в г. Ошта Вологодской области, рядом с
красавицей Волгой, сразу же воспряли духом.
Очень хотелось, чтобы нас посадили хотя бы на товарный
поезд, как можно скорее увезли поближе к родным местам. Таким тогда для меня,
десятилетней девчонки, по-прежнему оставался древний Струкачев. Моя же мама,
Дарья Ефимовна, утешала:
− Потерпи, Машенька, потерпи… Настанет час, и мы будем
дома…
А мне вдруг представилось широкое колхозное поле, наши
трудолюбивые мужички – сельчане с косами на зеленых лугах, стога душистого
сена. Вот бы такое раздолье увидеть здесь, у самой волжской матушки-реки.
Но, увы, вскоре она узнала об очередной эвакуации. На
этот раз нас посадили на пассажирский пароход, сразу же накормили свежей рыбой
и хлебом, напоили чаем, и на лице моей мамы появилась добродушная улыбка, мол,
наконец-то, над нами не летают самолеты! Какая тишь да благодать. Велика, ох
велика наша матушка – Русь!.. Ве-ли-ка…
Я была счастлива, что увидела Волгу своими глазами, на
какое-то время забыла о кровопролитной войне, о тех, кто сгорел в ее первые дни
или погиб от пули на полях фронтовых сражений.
От кого-то мама узнала о том, что Волга – самая
длинная и многоводная в Европе река, а это 3530 километров, и что впадает она в
Каспийское море. «Вот бы, подумала я, доплыть до того самого моря, увидеть в
нем бушующие волны с серебристыми брызгами, настоящие корабли».
Так волей судьбы, побывав на карельской земле, а затем
и оказавшись в далекой от родного края северной российской глубинке, я
постепенно начала осознавать, в какой огромной стране живу, как много в ней
рек, озер и морей, бескрайних степных, лесных и горных просторов между
океанами. Именно такой лакомый кусочек земли в 1941 году понадобился фашистской
Германии, до самой Победы напоминавшей мне лик самого страшного зверя на нашей
голубой планете.
Из дневника Марии Коржовой, 2015
«Уже в мирное время,
отправившись в очередной раз в дальнее странствие по маршруту
Брест-Владивосток, я мысленно побывала в дальней Карелии, где застала меня
война. Именно там, в северном
Беломорске, потом в рядах Советской Армии служил в 1972 году и будущий
писатель-документалист Микола Панасюк со своим другом-земляком Анатолием
Бураком из полесской деревни Достоево Ивановского района. Первый из них уже
тогда стал прирожденным журналистом, в совершенстве владевшим пером, а другой –
кистью художника-любителя. На этом и крепилась их любовь к карельским березам,
а также многолетняя дружба.
Вот почему мне
повезло в том плане, что первым читателем рукописи этой книги путевых заметок,
моих стихов и записок из дневника неожиданно стал молодой в прошлом журналист,
публиковавший свои армейские материалы в карельской печати».
Хорошая книга способна выдержать любое испытания и навеки
запомнится в качестве самого серьезного учителя. Надо подбирать такие
книги.
П.А. Павленко
П.А. Павленко
